Четверо умерших и один при смерти (часть третья)

Виталий Иволгинский

Её звали Делия (ещё одна отходная жанру ужасов)

Часть пятая — Четверо умерших и один при смерти

Глава двадцатая

Нетрудно догадаться, что Фаркрафту хотелось как можно быстрее уйти от темы покойной продавщицы. Несомненно, дело было в том, что, будучи холостяком, ему было трудно отвечать на вопросы господина старшего инспектора относительно предметов женского гардероба. Поэтому он немедленно перешел к описанию следующего несчастного случая.

— Далее речь пойдёт о тридцатидвухлетнем Александре О’Бренте, — продолжил он свою речь, — он был, как бы помягче выразиться… — Фаркрафт сделал паузу, подыскивая слова.

«Кем был этот человек при жизни, если полицейский испытывает смущение, пытаясь описать его?» — думал Гэлбрайт, рассеянно прислушиваясь к тому, что происходило в кабинете старшего инспектора.

— Он был проводником ночных фей, — выдавил из себя его друг.

Гэлбрайт понял, какую профессию имел в виду Фаркрафт, и решил прийти ему на помощь.

— Пимпф, он был пимпфом, — впервые за всё время этого заседания он подал свой голос.

Все присутствующие дружно повернули головы и в изумлении уставились на инспектора. В кабинете воцарилась тишина, но он только улыбнулся в усы.

— Вы, наверное, оговорились, — заметил Морис с дрожью в голосе.

Гэлбрайт не ответил медику, лишь кивнул в сторону Фаркрафта, как будто говоря всем остальным прислушаться к его другу и не обращать на него никакого внимания. Положив руки на стол, инспектор подумал, что если бы кто-нибудь из присутствующих разделял его предпочтения в музыке, то никому бы и в голову не пришло удивляться его фразе.

— Я хочу добавить, — после минутной паузы продолжил докладчик, — что мистер О’Брент был родом из Атланты, штат Джорджия, где до этого он работал кассиром в ресторане быстрого питания «Чик Фил Эй».

— Ха, — внезапно перебил его Нелиссен, — сначала этот недоучка продавал курочек поджаренных, а потом переключился на цыпочек наманикюренных!

Видимо, этой пошлой шуткой молодой лейтенант хотел разрядить обстановку, но успеха в этом ему добиться не удалось — все сидящие за столом хранили молчание и неодобрительно смотрели на молодого человека. Фаркрафт был недоволен больше всех — казалось, еще немного, и он подойдет к лейтенанту и схватит его за шею. Но, к облегчению Гэлбрайта, его друг смог взять себя в руки.

— Определить, от чего умер Александр О’Брент, было несложной задачей, — продолжил Фаркрафт, — его тело было найдено в номере «Истсайд Лодж», куда его вызвала одна из его подчиненных.

— Имя девушки лёгкого поведения? — спросил Сеймур, чеканя слова.

— Мисс Ф… — начал было Фаркрафт

Внезапно на весь кабинет раздался высокий и пронзительный крик «Апчхи!». Это снова был лейтенант Нелиссен. Прикрыв рот левой рукой, молодой человек правой вытирал слёзы с глаз. Казалось, что он намеренно саботировал речь инспектора Фаркрафта. С большим усилием Нелиссен придал своему лицу спокойное выражение и посмотрел на всех присутствующих виноватым взглядом.

— И-и-извините, пожалуйста! — нервно сказал лейтенант под хмурыми взглядами остальных.

Фаркрафт тяжело вздохнул. «Я понимаю тебя, дружище», — с сожалением подумал Гэлбрайт, — «Нелегко, когда тебя постоянно перебивают».

— По какому вопросу ночная бабочка вызвала мистера О’Брента? — спросил Сеймур, как будто ничего не заметив.

— Это был тривиальный момент, — оживился Фаркрафт, — она наткнулась на нервного клиента, который категорически отказался ей платить.

— Имя клиента? — господин старший инспектор задавал вопросы с безразличием автомата.

— Тридцатичетырехлетний Юджин Вудс. К сожалению мы пока не смогли установить его место работы, — ответил Фаркрафт.

— Старайтесь усерднее, — сказал Сеймур с отеческой интонацией.

— Как нетрудно догадаться, — инспектор проигнорировал это замечание, — О’Брент встретил свою смерть прямо в номере мотеля. Клиент впал в состояние аффекта и прямо на глазах у ночной бабочки пырнул пимпфа ножом под рёбра, а когда тот упал на пол, мистер Вудс в ярости принялся пинать его ногами.

Гэлбрайту было приятно осозновать, что его друг использовал его фразу для описания профессии покойного. «По крайней мере, хоть кому-то эта группа принесла пользу», — иронически подумал он.

— Когда полиция прибыла на место преступления, то от мужского достоинства Александра осталось только ужасное кровавое месиво, — сказал инспектор.

Молодой лейтенант снова издал крик ужаса, но никому не было дела до его фобии — особенно Гэлбрайту, которого гораздо больше беспокоил тот факт, что, когда Фаркрафт говорил о смерти Александра О’Брента, в его голосе слышался такой порыв, что казалось, будто инспектор невольно поощрял действия убийцы. «Что плохого этот человек сделал моему другу, если он так сильно его ненавидит?» задумался Гэлбрайт.

После этих слов Фаркрафт перевел дыхание — казалось, он был рад, что закончил рассказ о человеке неблагородной профессии.

— Последней жертвой был Деннис Лэнг, — произнося это имя, инспектор невольно улыбнулся, — он был энтомологом, живущим в пригороде Портленда. Добрейшей души человек…

— Слюни не пускайте, а? — отчитал инспектора медик

— Деннис умер как настоящий альтруист, — продолжил Фаркрафт, — он отдал свою жизнь, чтобы спасти другого.

— Мистер Морис прав, — перебил его Сеймур, — вам следует сосредоточиться на фактах, а не на личности покойного.

— Хорошо, — неохотно уступил Фаркрафт, — дело было так — однажды Лэнг прогуливался возле своего дома и увидел маленького мальчика, убегающего с душераздирающими криками от бешеной собаки.

— Ты это говоришь так, словно был очевидцем того происшествия, — не удержался от комментария Гэлбрайт.

— Эти подробности мне сообщила его соседка, миссис Сандерленд, — небрежно ответил его друг. — В общем, энтомолог бросился на помощь малышу, но, к сожалению, споткнулся о камень и упал прямо перед носом гончей, которая не отказала себе в удовольствии напасть на лежащего перед ним человека.

— А с мальчиком-то всё в порядке? — с некоторым сочувствием спросил господин главный инспектор.

— Малыш был спасен, — с улыбкой сказал Фаркрафт, — но ценой жизни своего спасителя, — его лицо снова помрачнело. — Когда беднягу Денниса Лэнга доставили в больницу, его тело было настолько повреждено зубами бешеного животного, что он, не приходя в сознание, покинул этот мир в тот вечер прямо на больничной койке.

— Что случилось с бешеной собакой? — поинтересовался Сеймур.

— По словам миссис Сандерленд, гончая, расправившись с энтомологом, убежала в неизвестном направлении. Мы не стали утруждать себя её поисками.

— Конечно, ведь братья наши меньшие не стоят перед законом, — не удержался Гэлбрайт.

— Ты забыл, что у собаки может быть хозяин, — Фаркрафт посмотрел на своего друга.

— Неважно, — пожал плечами инспектор.

После этих слов он переключил свое внимание на Нелиссена — история о жестокой смерти от зубов животного произвела впечатление на лейтенанта, и молодой человек сидел, смущенно уставившись прямо перед собой. Сам Гэлбрайт не мог не заметить этого и даже проникся к нему некоторой жалостью, подумав о том, что должно быть трудно человеку со страхом крови работать в полиции и выслушивать подробности о человеческих смертях.

Фаркрафт, закончив свою речь, налил себе еще воды из графина и, осушив полный стакан, окинул внимательным взглядом своих слушателей. Большинство сохраняло невозмутимое выражение лица, и даже Нелиссен пришел в себя и поднял голову. Затем господин главный инспектор Сеймур поднялся со своего места.

— Что ж, джентльмены, я надеюсь на то, что рассказ инспектора Фаркрафта дал вам представление о том, с каким делом столкнулось наше полицейское управление, — провозгласил он. — Теперь пришло время высказать свои комментарии по этому поводу.

Первым, кто заговорил, был Морис. Потирая виски обеими руками, медик поднялся со своего места и, посмотрев на Фаркрафта, заявил:

— Вот уже пятнадцать лет я занимаюсь криминальной медициной, — начал он с едва скрываемым презрением, — но я не могу взять в голову, как мистеру Фаркрафту пришла мысль связать воедино четыре совершенно разные смерти.

Инспектор, к которому обратился медик, заложив руки за спину и с ненавистью смотрел на толстяка.

— Я утверждаю, — продолжал Морис, — что смерть от укусов бешеной собаки и смерть под колесами автомобиля, конечно, имеют сходство в том, что это несчастные случаи, но…

Однако ему не удалось закончить свою речь.

— Мне противно, — довольно грубо перебил его Фаркрафт, — когда люди лезут в воду, не зная броду.

— Как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне? — лицо толстяка покраснело, и он сжал кулаки.

Господин главный инспектор поднял руку, чтобы успокоить разъяренных коллег, и тут произошло неожиданное — Фаркрафт, потеряв самообладание, бросился к выходу из кабинета. Гэлбрайт обернулся и увидел, как его друг, громко хлопнув дверью, исчез в коридоре. «Сами виноваты, не следовало его прерывать», — подумал Гэлбрайт о Морисе и Нелиссене. А тем временем Сеймур поднялся со своего места и положил обе руки на стол.

— Я думаю, что с уходом человека, по делу которого мы собрались в этом кабинете, я могу себе позволить объявить встречу официально закрытой, — заявил он невозмутимым тоном.

Эти слова господина главного инспектора Сеймура послужили знаком всем, кто всё еще сидел за столом. Дородный медик с шумом отодвинул свой стул. Бормоча что-то себе под нос о невоспитанной молодежи, Морис удалился. Молодой лейтенант Нелиссен последовал за ним. Гэлбрайт, глядя им вслед, не спешил уходить. Он налил себе немного воды из графина и медленно, маленькими глотками осушил стакан. Только после этого он направился к выходу из кабинета главного инспектора, по пути бросив взгляд в окно, за которым ярко светило солнце.

Размышляя о том, что так разозлило Фаркрафта в словах медика Мориса, инспектор направился к станции метро — ибо это был кратчайший путь к его дому. Солнце уже вовсю сияло на небе — в конце концов, был уже полдень. Гэлбрайт спустился по ступенькам вниз и, почувствовав приятную прохладу, присоединился к плотному потоку людей. Затем, остановившись у мраморной колонны, Гэлбрайт, ожидая поезда, стал смотреть на остальных ожидающих.

Он не знал, кого пытался найти среди этих возвращающихся на обед клерков, матерей с детьми и так далее, но он просто хотел по-настоящему почувствовать, что находится в толпе. Одиночество не было для него чем-то таким, что могло бы заставить его потерять голову, но иногда инспектору хотелось оказаться в месте с большой группой людей — видимо, таковы были веления стадного инстинкта, который временами вырывался на свободу откуда-то из подвалов разума современного человека…

Впервые за весь день Гэлбрайт почувствовал, что было бы неплохо затянуться. С этой целью он отошел от колонны и, ища, куда бы присесть, достал из кармана куртки пачку дешевых сигарет, которые всегда покупал в больших количествах через своего друга-лавочника. Увы, все скамейки были облюбованы молодыми парами, детьми и их мамами. «Что ж, придётся набраться терпения, полицейский», — усмехнулся он в усы и, поднеся зажигалку к сигарете, вернулся к столбу, обклеенному рекламными объявлениями — это дало Гэлбрайту ощущение хоть какой-то опоры, поскольку он чувствовал себя немного неловко, когда стоял на виду перед толпой ожидающих.

Инспектор с удовольствием втянул в рот приятно пахнущий табаком дым. «О да», — подумал он, — «как хорошо, что законы штата, в котором я живу, еще не запрещают курильщикам предаваться своим удовольствиям под землей»… И вообще, продолжал он думать про себя, немного забавно, что правительство с почти маниакальным рвением вводит запреты на распространение и употребление наркотиков, но при этом считает абсолютно нормальным позволять работать миллионам магазинов, торгующих алкоголем и табачными изделиями. Но стоит таможеннику случайно обнаружить крошечный пакетик героина в чемодане какого-нибудь застенчивого молодого человека, то тогда хоть святых выноси…

Гэлбрайт, проработавший инспектором в полиции Портленда десять лет, считал, что мысли подобного рода приходят в голову каждому, кто стоит на страже порядка.

— О табак, ты — мир… — вырвалось у него случайно.

Какой-то старик, стоявший поодаль от него, вдруг дернулся всем телом и, бросая на инспектора взгляды, полные презрения, направился ближе к тому месту, откуда должен был появиться поезд. Видимо, он был идейным противником курения, а может быть, ему просто казалось, что этот усатый мужчина средних лет без ума от сигарет, раз он произнёс такие странные словечки… Гэлбрайта это не волновало — он, делая одну затяжку за другой, просто убивал время в ожидании поезда.