Институт профессора Макото (часть вторая)

Виталий Иволгинский

Её звали Делия (ещё одна отходная жанру ужасов)

Часть четырнадцатая — Институт профессора Макото

Глава пятьдесят шестая

— Сколько нам ещё идти? — спросил Гэлбрайт специалиста.

— Лучше не спрашивайте об этом, — уклончиво ответил тот.

Это означало, подумал инспектор, что институт действительно был расположен довольно глубоко под землей. Странно, очень странно — зачем так тщательно скрывать от человеческих глаз то, что относится к компьютерным технологиям?

— Тогда не могли бы вы рассказать мне о том, кто этот Монтези, о котором вы упомянули? — снова задал вопрос инспектор.

— Pourquoi pas? — воскликнул седовласый мужчина по-французски. — Это именно то, что входит в нашу программу для ввода начинающих в курс дела.

— Любопытно, и скольких людей вы смогли наставить на путь истинный? — саркастически заметил полицейский.

— Пока ни одного, вы первый, кто удостоирся такой чести, — снова подал голос японец.

Шагая позади своих спутников, Гэлбрайт быстро понял, почему ему выпала честь стать первым гостем этого института — дело в том, что мало кому захотелось бы спускаться глубоко под землю, вдыхая спёртый воздух и стараясь не покатиться кубарем с винтовой лестницы. У инспектора возникло ощущение, что он спускается в Марианскую впадину или, не дай Бог, туда, где происходили действия «Божественной комедии» самого Данте…

— Монтези был инженером-конструктором, — тем временем начал специалист, — который со школьных времён лелеял идею создания вечного суперкомпьютера.

— Что-что? — переспросил Гэлбрайт, не веря своим ушам.

— Вечном в том смысле, — словно делая сноску, сказал седовласый, — что интегральные схемы, составлявшие основу машины, не изнашивались бы со временем.

— Конечно, при собрюдении усровий экспруатации, — нравоучительно вставил японец.

— Господин Манабу прав, суперкомпьютер не протянул бы и дня, если бы его поставили под дождем, но кому может прийти в голову идея подобного акта вандализма? — согласился с собеседником специалист.

— Ну, да… — тихо сказал Гэлбрайт.

— В общем, — продолжил рассказ седовласый мужчина, — Монтези, будучи ещё в студенческом возрасте, переехал из своего родного Чили в Англию, и в её столице он быстро наладил связи с заинтересованными в этом людьми.

— Вы хотите сказать, что в Лондоне нашлись какие-то наивные производители комплектующих, которые поверили на слово какому-то южноамериканскому студенту и выполнили все его безумные прихоти? — недоверчиво переспросил инспектор.

— Это невероятно, но факт, — кратко сказал специалист.

— Зачем, скажите на милость, этому Монтези понадобилось рыть эту шахту? — Гэлбрайт всё ещё не мог принять слова своего собеседника за чистую монету.

— Холодная война, — столь же лаконично ответил специалист, — Монтези не хотел, чтобы спецслужбы вмешивались в его работу.

Ну да, подумал полицейский, это же так очевидно… Но всё жё, как получилось, что проект такого масштаба остался неизвестным широким массам? Для Гэлбрайта это было не меньшей загадкой, чем тот факт, что он сам каким-то образом совершил путешествие во времени.

— Адриан Монтези со своими подопечными, — продолжил седовласый, — за пару лет создал прототип суперкомпьютера. Разработка велась непосредственно под землёй — специально для этих целей там были возведены мастерские, в которых собирались микросхемы, блоки памяти и остальные компоненты.

— Звучит как фрагмент из какой-то фантастической истории, — не удержался Гэлбрайт.

— Обрасть науки, в которой мы работаем, обычному черовеку всегда кажется научной фантастикой, — поспешил вставить слово японец.

— Именно поэтому я стараюсь не использовать в своей речи термины, которые вам в любом случае были бы непонятны, — отметил специалист.

— Спасибо на добром слове, — саркастически ответил инспектор.

— Самая первая программа, которая была записана в память компьютера, — сказал седовласый мужчина, — было чрезвычайно примитивной, тогда ещё не могло быть и речи о том, чтобы симулировать наш мир.

— А теперь, значит, он уже может его симулировать? — их гость не смог удержаться от ухмылки.

— Не забегайте слишком далеко вперёд! — строго сказал специалист.

Гэлбрайт истолковал это замечание как положительный ответ на свой риторический вопрос. Что ж, это довольно любопытно, подумал он.

— Адриан Монтези в конце концов достиг своей цели и компьютер смог функционировать вечно и без остановок, — торжественно произнес седовласый мужчина.

— А в дальнейшем, я так понимаю, он унёс свой секрет вместе с собой в могилу? — пошутил Гэлбрайт.

— Побойтесь неба, Монтези жив! — в благоговейном страхе воскликнул специалист.

— Ладно, я пошутил, — успокоил собеседника инспектор.

— Изобретатель был так воодушевлён своим успехом, — продолжил седовласый мужчина, — что по окончании тестового запуска компьютера он немедленно помчался в Ведомство интеллектуальной собственности Соединенного Королевства, где тут же зарегистрировал товарный знак «Мон-Тек», что было сокращением от «Монтези Текнолоджис».

— Как-то этот его поступок не вяжется с тем, как он, по вашим собственным словам, скрывал до этого свои разработки от спецслужб, — заметил несоответствие Гэлбрайт.

— Эйдориан Монтеши быр очень странным гайдзином, — начал оправдываться японец, — и никто не мог понять, что творирось у него в горове.

— Почему вы оба говорите о нём в прошедшем времени? — не удержался от вопроса их гость.

— Сейчас узнаете, — сказал специалист. — Когда Монтези зарегистрировал торговую марку, он выступил на международном конгрессе. Единственным, кто заинтересовался изобретением этого чилийца, был японский профессор Макото Шугарами.

Гэлбрайт не мог отделаться от мысли, что, по-видимому, все остальные ученые, присутствовавшие на том конгрессе, посчитали этого южноамериканского инженера сумасшедшим и не поверили ни слову из его рассказа о вечном суперкомпьютере. Да и кто бы мог поверить в подобную ерунду…

— У Макото-сана есть теория, — с энтузиазмом начал японец, — что компьютерное программирование подобно обучению черовека, когда резурьтатом доржна быть не машина, выпорняющая зароженную в нее программу, но искусственный интеррект, который может думать сам по себе, без вмешатерьства оператора.

— Что ж, сильно сказано, — невольно похвалил Гэлбрайт молодого собеседника.

— Увы, на родине у Макото-сана быра прохая репутация, ибо учёные презирари его и относирись к его мысрям как к пустой бортовне, — продолжил с ужасным акцентом азиат свой рассказ.

— Хм, типичная история о непризнанном гении, — пробормотал полицейский.

— И поэтому, когда профессор узнар о творении Эйдориана Монтеши, он сказар, что с этим гайдзином он наконец-то сможет вопротить в жизнь свою мечту о создании искусственного мира, — сказав это, японец начал тяжело дышать, словно в божественном благоговении, хотя возможно это были всего-лишь признаки усталости ввиду долгого спуска по спиральной лестнице.

Было что-то странное в этом союзе чилийского инженера и японского программиста… Но таков мир, и раз уж две души нашли друг друга, то Гэлбрайту было бессмысленно спорить с этим.

— В качестве демонстрации своих возможностей профессор Макото показал Монтези прототип своей программы, которая на основе введенной в неё информации выдавала в ответ вполне осмысленные предложения, — специалист взял инициативу рассказчика на себя.

— Подобно тому, когда ребёнок повторяет действия взросрого, — объяснил его спутник-азиат.

— Вы хотите сказать, что какой-то неизвестный мне японский профессор развил модель фон Неймана и добился в этом невиданных успехов? — спросил Гэлбрайт.

— Неизвестность — понятие относительное, — заметил седовласый. — Вы знаете, кто такой Томас Кайт Шарплес?

— Пф-ф, откуда мне знать? — полицейский не понял намека.

— А ведь если бы вы интересовались компьютерами, то вам было бы известно, что это был главный программист электронного числового интегратора и вычислителя, — наставительным тоном произнёс специалист.

— Ладно, я понял, — сдался Гэлбрайт перед этой длинной и заумной фразой.

На пару минут воцарилось молчание. Все трое — инспектор, седовласый мужчина и японец — продолжали спускаться по плохо освещенной винтовой лестнице, и казалось, этому спуску не будет конца. Гэлбрайт с удивлением отметил, что за всё это время он ни разу не запыхался — очевидно, движение по спирали практически не давало нагрузки на ноги.

— Программа профессора Макото так восхитила Монтези, — через три минуты продолжил седовласый мужчина, — что тот, недолго думая, назначил японского профессора на должность главного программиста своего суперкомпьютера.

— Макото-сан взяр с собой штат своих сотрудников, среди которых был и ваш покорнейший сруга Манабу, — с достоинством произнёс японец.

— В течение двух месяцев, — рассказывал специалист, — команда японских программистов усердно работала, не покладая рук, и по итогу продемонстрировала свою работу Монтези.

— Эйдориан Монтеши быр так поражен беспрецедентными открытиями моего учитеря, — немедленно вмешался его спутник-азиат, — что он прекронирся перед его гением и передар ему весь проект.

— Но куда по итогу он всё-таки делся? — задал вопрос Гэлбрайт.

— Монтези в итоге покинул «Мон-Тек», — сказал специалист, — но перед уходом он попросил профессора об одолжении.

— И каком же именно? — не унимался инспектор.

— У него было две просьбы, — продолжил седовласый, — чтобы штат работников полностью забыл о его персоне и заодно сменил торговую марку.

— И каковы же были успехи? — полицейский был удивлен такими требованиями чилийца.

— «Мон-Тек» был перерегистрирован под новым названием «Институт компьютеризации имени Макото», — произнес седовласый уже знакомое Гэлбрайту слово.

— Но, как бы этому гайдзину не хотерось, никто из нас не забыр об Эйдориане Монтеши, — вставил слово японец.

Ну, конечно, подумал Гэлбрайт, в конце концов, тот факт, что этот человек создал технологию, которая может работать вечно, гораздо важнее, чем какая-то программа, записанная в суперкомпьютер.

— Он действительно ушёл по своей собственной инициативе? — возникли подозрения у полицейского.

— Макото-сан рично уморяр Эйдориана Монтеши не бросать своё детище, но гайдзин был непрекронен, — словно оправдываясь, сказал азиат.

— Ладно, и что было дальше? — инспектор проигнорировал это объяснение.

— Когда коллектив института был возглавлен Макото Шугарами, — специалист снова заговорил, — все участники приступили к работе над созданием «Ящика Макото» — именно так называл свое творение сам профессор.

— И что программисты клали в этот ящик? — иронично спросил Гэлбрайт.

— В блоки памяти суперкомпьютера начали заносить всевозможную информацию, — начал перечислять седовласый мужчина, — начиная от таких наук, как алгебра или философия, и заканчивая такими мелочами, как цены на билеты в Африку или список лучших духов для молодых девушек.

— Никогда не слышал подобного вздора, — сказал инспектор, — зачем, спрашивается, забивать суперкомпьютер всякой ерундой?

— Макото-сан хотер, — начал японец, — чтобы компьютер распорагар таким коричеством информации о нашем мире, чтобы создать на её основе свою собственную виртуарьную копию.

Гэлбрайт подумал о том, что эта идея была весьма схожа с греческом мифе о Сизифе, ведь, в конце концов, мир, который окружает людей, состоит из такого множества мелочей, что на сбор одной только этой информации должны уйти десятилетия. Но пути учёных неисповедимы… Инспектор даже решил, что у профессора Макото, по-видимому, были какие-то проблемы со здоровьем, которые не могли позволить ему зачать наследника, и именно поэтому профессор решил создать своеобразного электронного ребёнка из реле и строчек кода.

В тот момент, когда эта мысль пришла в голову Гэлбрайту, ему в глаза внезапно ударил яркий свет. Полицейский тут же остановился и невольно заслонился руками от света.

— А вот и наш институт, — услышал он торжественный голос седовласого.

До ушей инспектора донеслись далёкие крики и чьи-то весёлые переговоры, но он не мог разобрать слов — люди говорили на непонятном ему языке. Через несколько минут его глаза, привыкшие к темноте, приспособились к белому свету люминесцентных ламп, висевших на потолке, и постепенно Гэлбрайт начал различать окружающий его интерьер.

Теперь он со своими двумя спутниками стоял посреди длинного коридора с блестящими металлическими стенами, который уходил вдаль и терялся за поворотом. Мимо него проходили люди, которые в глазах полицейского были похожи друг на друга как две капли воды, потому что все они были одеты в белые халаты, наброшенные поверх повседневной одежды. Прохожие косились на него, но не останавливались и двигались дальше. Внезапно Гэлбрайт заметил, как один из них слегка притормозил и повернулся к своему товарищу.

— Манабу-кун но тонари ни татте иру коно бака ва даредесу ка? — сказал этот человек по-японски.

— Коре га ваташитачи но гесутода омоимасу, — ответил его собеседник.

Молодые люди прошли мимо Гэлбрайта, который продолжал стоять на одном месте. Вскоре он понял причину, по которой все так на него смотрели — дело в том, что кроме специалиста, работавшего здесь, инспектор был единственным европеоидом, который среди толпы японцев выглядел пришельцем из другого мира.

— Простите, что сказали эти джентльмены? — обратился он к Манабу.

Учёный посмотрел на инспектора.

— Эти двое сказари, — начал переводить Манабу, — что они очень рады тому, что мы пригласири почтенного гостя в наш институт!

Озорной огонёк, загоревшийся в глазах японца, заставил Гэлбрайта на долю секунды усомниться в правильности этого перевода, но в сущности ему было всё равно, правильно ли Манабу передал иностранцу смысл мимолетного замечания своих коллег. Зато инспектор заинтересовался тем, как такое большое количество людей могло оказаться под землёй.

— Кстати, они здесь живут или… — спросил он.

— Только работают, — коротко ответил специалист.

— Но как они добираются до сюда? — спросил Гэлбрайт.

— На такси… — начал седовласый, но инспектор перебил его.

— Я имею в виду, как они спускаются под землю, — уточнил он.

Было бы странно, подумал полицейский, если бы все эти ученые тратили больше часа своего времени на то, чтобы добраться до своих рабочих мест.

— На лифте, конечно, — ответил специалист.

— Что, неужто эти японцы не теряют сознания, пока спускаются сюда? — Гэлбрайт вспомнил фразу своего собеседника, когда тот отговаривал его ехать на лифте.

— Физическая подготовка, — автоматически ответил Манабу.

«Что-то эти ученые не похожи на людей, занимающихся спортом», — подумал Гэлбрайт, глядя на своих собеседников и на проходящих мимо худых молодых людей в белых халатах.

— Может быть, это просто дело привычки? — сказал инспектор.

— И это тоже, — кивнул специалист.