Пригородский парабеллум (часть первая)

Виталий Иволгинский

Её звали Делия (ещё одна отходная жанру ужасов)

Часть шестая — Пригородский парабеллум

Глава двадцать вторая

Гэлбрайт закричал и проснулся в холодном поту в своей постели. Казалось, в его ноздрях застрял этот мерзкий запах, похожий на аромат гниющего мяса и разложившейся падали.

— Я был там при родах…

Инспектор намеренно произнес эти слова громко и отчетливо, чтобы дать понять самому себе, что он больше не спит и действительно находится дома. Однако в этом крике не было особого смысла, потому что его взору открылся знакомый интерьер его квартиры. Вот его одежда висит на спинке стула, вот пульт дистанционного управления лежит на полу рядом с телевизором, а вот окно, за которым уже было светло… Но в голову Гэлбрайта закралась бредовая мысль, что существо из его кошмара не исчезло вместе со сном, но материализовалось где-то в глубине его квартиры…

— Выходи, новорожденный, попробуй сожрать своего акушера! — крикнул он как можно громче.

Но, как он и думал, клейстерный младенец не выполз из-под кровати на своих когтистых лапах, не примчался к нему из соседней комнаты и даже не вырвался прямо из потолка — ибо никогда ещё не было такого случая, чтобы, проснувшись, человек притащил бы в реальный мир обитателей своих снов.

Встав с кровати, инспектор сразу же направился в ванную. Глядя на своё сонное лицо, Гэлбрайту захотелось побриться. Недолго думая, он намылил щёки и взял бритву в руки, однако, как только инспектор поднес лезвие к коже, он тут же почувствовал острую боль. Положив бритву на место, он вымыл лицо и, наблюдая, как из раны на щеке потекла красная струйка, с неудовольствием отметил, что, видимо, ему придется и дальше смущать своих коллег этой щетиной. И как он умудрился так порезаться? Неужели у него совсем сдали нервы после кошмара, раз у него так сильно дрожали руки?

Он вышел из ванны на кухню и вдруг вспомнил, что у него дома нет ни крошки еды. Идти на работу голодным было не вариант… Тогда Гэлбрайт решил пока не идти в свой полицейский участок, а забежать в небольшое заведение, которое располагалось в подвале дома, который находился на другой стороне улицы. Обычно местные жители заходили туда для того, чтобы опрокинуть стаканчик чего-нибудь хмельного и втянуться в группу таких же посетителей, чтобы, размахивая руками, начать дрыгаться под безвкусную музыку, которая лилась из громкоговорителя, подвешенного к потолку. Но всё же, справедливости ради, это заведение славилось не только танцами и выпивкой — там можно было перекусить небольшим количеством чего-нибудь вкусного и, главное, калорийного. По крайней мере, эта сторона данного заведения была хорошо известна самому Гэлбрайту — он не был уверен, что кто-то еще всерьез спустился бы по ступенькам в этот бар за каким-нибудь горячим сэндвичем или небольшой тарелкой салата.

Одеваясь перед выходом на улицу, инспектор продолжал думать о том гротескном существе из своего кошмара. Вспомнив о том, как клейстерный младенец, почувствовав человека, принял охотничью стойку, Гэлбрайт пришёл к выводу, что с высокой долей вероятности это был детеныш какого-то хищника. По-видимому, охотничий инстинкт этого вида был настолько развит, что, фактически, как только они появлялись из утробы матери, эти существа сразу начинали вынюхивать своих потенциальных жертв. Единственное, что было неясно, так это то, как они должны были двигаться.

То, как быстро клейстерный младенец напал на инспектора, было счастливым стечением обстоятельств — жертва находилась очень близко к месту рождения существа, и это расстояние можно было легко преодолеть прыжком. Но как же оно охотилось во взрослой форме? Хотя Гэлбрайт был слаб в биологии, это не мешало ему считать, что хищнику невыгодно существовать без сильных задних конечностей, потому что необходимо же каким-то образом развивать скорость, дабы догнать убегающую добычу. По-видимому, единственным выходом для этого новорожденного была возможность попасть в руки каких-нибудь сердобольных ученых, которые, обезвредив его на некоторое время, установили бы ему механические протезы ног в его заднюю часть тела. Гэлбрайт нарисовал этот образ в своей голове. Да, подумал он, такому созданию было бы достойно выйти из-под кисти Ганса Гигера…

К тому времени, когда Гэлбрайт уже оделся и вышел на улицу, он, наконец, закончил обдумывать свою, по сути, бессмысленную идею о существе, которое ему удосужилось увидеть во сне. Этим утром солнце ярко светило в небе, на котором не было ни облачка. Было ещё не жарко, но инспектор с удовольствием спустился по ступенькам, ведущим в бар — ему хотелось как можно скорее оказаться там, в подвале с кондиционером (который работал на гораздо более разумном уровне мощности, чем в том продуктовом магазине, где инспектор столкнулся с вором).

Как только Гэлбрайт переступил порог, в уши ему сразу же ударили громкие звуки фортепиано, под аккомпанемент которого жизнерадостный баритон молодого певца с каким-то небывалым упорством распевал о том, что есть нечто большее, чем вечеринка. Инспектор подумал, что владелец заведения, по-видимому, не поддавался веяниям моды, коль ставил для своих гостей песню, которой уже исполнилось восемь лет. Гэлбрайт вспомнил о том, как, когда он впервые прилетел в Америку самолетом (в то время он был голодным и худым студентом), ему повезло услышать музыку этих ребят, которая играла в аэропорту. Тогда он не придал этому особого значения, хотя и смог запомнить интонацию, с которой невидимый для его глаз певец что-то пел под аккомпанемент какофонии синтезаторов. Зато теперь, будучи инспектором полиции, Гэлбрайту стало казаться, что в текстах песен этой группы скрыто какое-то послание, а в странном сочетании звуков, из которых складывались их мелодии, заключался весь смысл их коллективного творчества…

За круглыми столами, стоявшими в этом подвальном помещении, никого не было. Это было понятно, поскольку большинство людей приходили сюда под конец дня, чтобы потусоваться под музыку с затуманенными глазами, а вовсе не ради того, чтобы перекусить перед работой (чего инспектору и хотелось сейчас). У Гэлбрайта, который тем временем уже приближался к фиолетовым огням стойки, в голове промелькнула мысль «Довольно забавно, что владелец включил такую оптимистичную музыку совершенно пустому залу».

С его длинными ногами инспектору не нужно было вставать на цыпочки, чтобы сесть на высокий трехногий табурет. В прошлом, когда он был ещё крикливым мальчишкой, на уроках физкультуры, во время построения, инструктор часто в шутку хвалил его, говоря «Гордись, парень, ты самый первый в строю!». Такое внимание к его скромной в остальном персоне смущало тогда маленького Гэлбрайта, и он, краснея, не отвечал на шутки подобного рода.

Но те замечательные школьные годы давно прошли, и теперь никому из тех, с кем инспектору приходилось иметь дело, даже в голову не пришло бы сделать ему комплимент в честь его высокого роста. Это навело Гэлбрайта на грустные размышления о том, что школа — ещё не жизнь в обществе, и гораздо точнее было бы сравнить её с теплицей, где, прежде чем быть посеянными в грубую почву реальной взрослой жизни, крошечные ростки будущих людей растут в крошечных горшочках и, согласно расписанию, получают необходимую для них воду (дисциплину) и свет (знания). В детстве Гэлбрайт часто желал того, чтобы система образования претерпела радикальную перестройку, дабы маленьким детям (и в первую очередь ему самому) не приходилось бы сидеть в душном классе за партой, которая портит осанку, и, под угрозой выставления каких-то непонятных циферок, заниматься бессмысленной тратой бумаги и чернил…

Как только инспектор занял свое место за стойкой, бармен, который, казалось, всё это время дремал, тут же встряхнулся и, доставая стакан, спросил своего первого посетителя за это утро:

— Чего желаете? Может быть, «Браун Хорс»? — он имел в виду местный сорт виски, который бодяжили в подвалах Портленда.

— Нет, спасибо, лучше дайте мне подогретого пива, — устало произнёс Гэлбрайт.

— Минуточку, — ответил бармен.

Сохраняя каменное выражение лица, мужчина отставил стакан и, поставив перед посетителем пивную кружку, достал откуда-то из-под прилавка стеклянную бутылку, до краев наполненную бледно-янтарной жидкостью. Наполнив кружку до краев, он с ловкостью фокусника поставил её в микроволновую печь позади себя. Инспектор не сводил глаз с бармена — он был приятно очарован тем, как грациозно тот двигался, как ловко умудрялся обращаться со всеми этими бокалами, бутылками и прочими атрибутами этого заведения.

— Вот ваш заказ, — сказал бармен, ставя слегка подогретую кружку на стойку перед посетителем.

Гэлбрайт сделал глоток, и в ту же секунду приятное опьяняющее тепло разлилось по его венам. Стараясь осушать кружку как можно медленнее, он начал с наслаждением поглощать алкоголь. Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз заходил в этот бар, чтобы побаловать себя своим любимым напитком… Внезапно Гэлбрайт вздрогнул. Увлекшись распитием подогретого пива, он совершенно не замечал, что происходит вокруг.

— Простите? — словно вынырнув с глубокого дна на поверхность, удивленно спросил он.

— Не хотите немного перекусить? Сегодня у нас пицца, время подходящее, — услужливо подсказал бармен.

— Пицца? — переспросил Гэлбрайт.

Инспектор, казалось, не понимал ни слова из речи своего собеседника.

— Вы имеете в виду завтрак? — до него наконец дошло. — Да, конечно, дайте мне кусочек.

Бармен кивнул и отступил куда-то за стойку. Гэлбрайт, глядя на почти пустую пивную кружку, вспомнил, с какими целями он вообще с утра пораньше сунул нос в это заведение. Да, утренняя трапеза — это то, что ему сейчас нужно. Не ехать же ему через весь город в свое полицейский участок на пустой желудок…

Ход его мыслей был прерван чьим-то осторожным прикосновением к его плечу. Гэлбрайт, который всё еще не совсем держал себя в руках от голода, медленно повернулся к тому, кто его потревожил. Это был всего лишь официант. Инспектор оглядел его с ног до головы недовольным взглядом.

— Извините, мистер… — тихо сказал молодой человек.

Официанту явно было не по себе от того, что ему пришлось побеспокоить этого мрачного мужчину, который был почти на две головы выше него самого.

— Ну сего вы там стоите? — добродушно обратился к нему инспектор, поборов своё недовольство.

Гэлбрайт немедленно перестал свирепо смотреть на парня, но тот продолжал слегка дрожать от страха.

— Вы инспектор Гэлбрайт? — нерешительно спросил официант.

— Мы знакомы? — медленно проговорил Гэлбрайт.

Инспектор начал вспоминать, видел ли он раньше этого парня с большим носом и худыми щеками. Каждый раз, когда он приходил сюда, блюда всегда подавал взрослый и худощавый мужчина… Гэлбрайт пришел к выводу, что официант, который стоял перед ним, вероятнее всего был сыном, который, должно быть, вышел сегодня на работу заместо своего отца.

— Нет, мистер, просто один человек просит вас подойти к телефону, — выдохнул парень, произнося свои последние слова.

Инспектор бросил взгляд на стойку — бармена там всё ещё не было.

— Ладно, подождите минутку. Я заказал пиццу, не могли бы вы попросить её завернуть мне с собой? — крикнул он официанту, который уже отходил к дальним столикам.

— Хорошо, я передам мистеру Андерсону, — без тени робости ответил парень, имея в виду бармена,

«Растёт смена», — подумал инспектор о молодом официанте и, мысленно пожелав ему успехов в карьере, направился к телефонной будке. Там было темно — лампочка, висевшая на потолке, вообще не давала света. «Владелец забыл вкрутить новую лампочку взамен сгоревшей», — машинально подумал Гэлбрайт, поднося телефонную трубку к уху. Он немного оглох от музыки, которая играла в главном зале, поэтому, когда он произнёс по телефону деловым тоном «Инспектор Гэлбрайт на проводе», он не сразу услышал тихий голос своего собеседника.

— Кто вы, простите? — переспросил Гэлбрайт.

— Вас беспокоит Сеймур, — раздался из динамика успокаивающий старческий голос

Когда до Гэлбрайта наконец дошло, кем был человек на другом конце провода, его сердце непроизвольно отозвалось на звук этого имени гулким стуком.

— Простите меня, господин главный инспектор, здесь просто плохо слышно, — начал оправдываться он.

В этом телефонном разговоре Гэлбрайт, возможно, впервые за всю свою карьеру полицейского инспектора, позволил себе солгать Сеймуру. Ложь заключалась в том, что на самом деле в телефонную будку из главного зала этого подвального бара не доносилось ни звука. Гэлбрайт позволил себе подобную вольность в разговоре с господином главным инспектором по той простой причине, что ему хотелось оправдать свою собственную невнимательность, сославшись на ситуацию, которая якобы мешала ему.

К счастью для него, господина главного инспектора Сеймура в данную минуту не волновало, в каких условиях сейчас находился его подчиненный. Он, не дослушав до конца жалкое оправдание Гэлбрайта, обратился к нему со своей просьбой:

— Гэлбрайт, я хотел бы встретиться с вами наедине.

Эти, казалось бы, безобидные слова главного инспектора произвели на Гэлбрайта неожиданное впечатление. На мгновение он почувствовал боль в правом ухе, как будто барабанную перепонку проткнули острием очень тонкой иглы. В его глазах потемнело…

— Принято, господин главный инспектор, — ответил Гэлбрайт, опираясь свободной рукой о стену телефонной будки. — Когда мне…

— Я бы предпочел не откладывать встречу. У вас есть время?

— Я в вашем распоряжении, господин главный инспектор, сейчас только утро.

— Это хорошо, я не хочу откладывать это на завтра. Так вы сможете?

— Да, конечно.

— Отлично. Вы знаете, где я живу?

Гэлбрайту захотелось ответить «Откуда мне это знать?», но он вовремя сдержался от этой нервной вспышки. Но на самом деле, с какой стати ему знать адрес главного инспектора? И, если уж на то пошло, почему бы им не встретиться в полицейском управлении в его кабинете? К чему вся эта конспирация?

— Нет, но я…

Инспектор был готов найти адрес главного инспектора среди вороха бумаг в отделе полицейского участка, но его собеседник не дал ему договорить.

— У вас есть на чем писать?

— Подождите секунду…

Гэлбрайт начал рыться в карманах. Да, вот она, его маленькая записная книжка, которую он доставал в тех случаях, когда ему нужно было записать чей-нибудь домашний номер или адрес.

— Все готово, диктуйте.

Зажав трубку между ухом и плечом, инспектор прижал записную книжку к стене телефонной будки и, достав ручку, приготовился записывать.

— Итак, пишите — Ролло, пятьдесят пять, — начал Сеймур. — Это недалеко от Портлендского государственного университета.

Улица Ролло, пятьдесят пятый дом. Гэлбрайт, стараясь не выронить телефонную трубку, крупными буквами записал этот адрес в свою записную книжку. Выводя последнюю цифру, он услышал, как Сеймур спросил:

— Вы можете приехать немедленно?

Инспектор, закрыв свою записную книжку и положив её во внутренний карман пиджака, схватил трубку в руки.

— Да, господин главный инспектор, я постараюсь приехать к вам как можно быстрее.

— Может быть, вам будет удобнее через один-два часа? — казалось, будто Сеймур удивился словам собеседника.

— Я могу сделать это в любую секунду.

— Хорошо, Гэлбрайт. Жду вас.

Гэлбрайт забыл попрощаться — господин главный инспектор Сеймур уже закончил разговор. Гэлбрайт вернул телефонную трубку на прежнее место и, поправив галстук, вышел из телефонной будки. Переступив порог, он почувствовал легкое покалывание в глазах — простояв в темноте весь разговор, он несколько отвык от света. В зале бара всё ещё играла музыка. К агрессивным аккордам фортепиано присоединился странный индустриальный скрежет — как будто поезд останавливал своё движение.

Привыкая к дневному свету, Гэлбрайт едва не столкнулся лицом к лицу с молодым официантом. Тот, увидев входящего в зал инспектора, остановился и, легким кивком указав на барную стойку, бодро доложил:

— Пицца готова, забирайте свой заказ.

— Спасибо вам… — Гэлбрайт хотел обратиться к официанту по имени.

— Меня зовут Лоуренс, Лоуренс Уилкокс, — весело сообщил ему парень.

— Мои благодарности вам, Лоуренс. Передайте привет отцу!

— А каково ваше… — теперь парень захотел узнать имя своего собеседника

— Зовите меня просто Гэлбрайт. Ваш отец всегда обслуживал меня в этом заведении.

Гэлбрайт подошел к стойке. На ней лежала четвертинка толстой лепешки, которая была щедро намазана кетчупом. Всё это безобразие было завернуто в пропотевший полиэтиленовый пакет. Приглядевшись повнимательнее, Гэлбрайт рассмотрел тёртый сыр, запеченный при высокой температуре, под которым были спрятаны два кусочка бекона. «Негусто», — подумал инспектор, которому одного вида этой еды было достаточно, чтобы начать корить себя самого за то, что попался на рекламу бармена, который явно пытался всучить своему клиенту товар далеко не первого сорта.

— Сколько я вам за это должен? — Гэлбрайт, не спешивший брать пакет в руки, обратился к скучающему бармену.

Тот взял в руки прайс-лист и начал считать в уме. Инспектор заметил, как у него заметно вздулись вены на лбу. Наконец, бармен назвал покупателю сумму. «Боже мой», подумал Гэлбрайт, «за один несчастный бокал пива (пусть и подогретого) и крошечный кусочек пиццы мне нужно отдать столько же денег, сколько я обычно трачу на покупки в продуктовом магазине». Не то чтобы инспектор был особенно жадным и скуповатым — нет, инспектору просто было немного неудобно платить за еду, на поедание которой уходит пять минут, такую же сумму, как за припасы, которых хватает на три дня. Но ничего не поделаешь, правила рынка — это закон, и как человеку, работающему в полиции, Гэлбрайту это было очень хорошо известно.