Кино и скальпель (часть вторая)
Виталий Иволгинский
Её звали Делия (ещё одна отходная жанру ужасов)
Часть седьмая — Кино и скальпель
Глава двадцать восьмая
Когда титры фильма подошли к концу, Гэлбрайт только сейчас заметил, что он был единственным, кто ещё находится в помещении этого нелегального кинотеатра. Вытянувшись во весь свой рост, он встал со стула и, расправляя затёкшие мышцы, вышел из полутемной комнаты. Усатый немец-билетер всё ещё стоял у входа. Инспектор хотел перекинуться с ним несколькими словами относительно того, что он только что увидел.
— Вы сами смотрели этот фильм? — спросил он, протягивая немцу сигарету.
— Как я мог не посмотреть то, что собирался показать зрителям? — с некоторой обидой ответил билетер, принимая подарок.
— Ну, и что вы об этом думаете?
— Понятия не имею, в курсе ли вы, но этот режиссёр, мягко говоря, специализируется на фильмах для взрослых, так что само творение соответствующее, — ответил билетер, делая затяжку.
Гэлбрайт вспомнил кадры полуобнаженных женщин в трущобах и две сцены с обнажённой любовницей главного героя… Да, с этим определением трудно было не согласиться.
— А если копнуть чуть глубже? — не унимался инспектор.
— Хм… Это вообще-то по мотивам русской книги, — словно раскрывая какую-то постыдную тайну, смущенно ответил усатый билетер.
— Вы читали её?
— Не было возможности. Но литературные эксперты говорят, что режиссёр не понял её сути и в итоге снял редкостную ерунду.
«Ерунду… Что ж», — подумал инспектор, — «да, трудно не удержаться от употребления этого слова для описания дикой, абсурдной смеси средневековья, космоса и вертолетов, щедро сдобренной уродливым гримом актеров и дешевыми декорациями…»
— Если вы спрашиваете меня об этом фильме, то значит ли это, что он произвел на вас впечатление? — билетер сам решил задать вопрос.
— Мне понравилось, — коротко ответил Гэлбрайт.
Инспектор даже не мог предположить, что он получит в ответ на свою скромную фразу.
— Ха-ха! Если вам, американцу, понравилось бредовое творение не самого лучшего немецкого режиссера, то я даже боюсь представить, до каких глубин опустились ваши собственные кинематографисты!
Гэлбрайт невольно прислонился к стене. А билетер, вытянув вперед руку, в которой он держал дымящуюся сигарету, продолжил свою речь подобно профессиональному критику.
— Оборудование вашего киноконвейера более чем полностью состоит из деталей, украденных в Европе! Вы воруете худшие идеи наших режиссёров и превращаете их в этот, как вы называете, бизнес! Ваше кино не умерло, оно родилось мёртвым! — обвиняющим тоном произнес немец.
«Может быть», — подумал Гэлбрайт, — «я мог бы, наконец, сказать этому гордому немцу, что мне, англичанину, забавно выслушивать оскорбления в адрес чуждой мне культуры?». Хотя в глубине души инспектор понимал, что билетеру было всё равно, какой национальности его слушатель — ему просто хотелось выразить свое разочарование по поводу того факта, что из-за отсутствия работы у себя на родине ему приходилось провозить контрабанду в страну, ненависть к которой он впитал чуть ли не с молоком матери.
— Ладно, ладно, я понимаю, — сказал Гэлбрайт примирительным тоном. — Кстати, вы случайно не сам Корбл?
Билетер прекратил свои антиамериканские разглагольствования и удивленно посмотрел на своего собеседника.
— Вы, наверное, первый, кто спутал меня с дядюшкой Корблом! Его здесь знает каждый немец!
— Ну я-то не немец, — Гэлбрайт лукаво подмигнул ему.
— Я его правая рука, если до вас ещё не дошло, — билетер ударил себя в грудь.
— Тогда удачи вам тут! — махнул рукой инспектор.
С этими словами Гэлбрайт отвернулся от немца и пошёл вверх по улице в хорошем настроении. Прохожие сновали вокруг него взад-вперед по тротуару, взволнованные своими делами. В тот момент мир ему казался удивительно красивым и притягательным. Над городом уже висела ощутимая жара, воздух дрожал, и казалось, что от городских зданий исходило едва заметное свечение. «Просто оптическая иллюзия», — подумал Гэлбрайт. На радостях он зашёл в один из магазинов, разбросанных по всему городу, где он приобрёл для самого себя кусок копчёного мяса и бутылку белого вина — не то чтобы в его холодильнике совсем не оставалось еды, инспектор просто хотел, прежде чем завалиться спать, немного посидеть у окна и, запивая мелко нарезанную буженину алкоголем, поглазеть из окна на улицу, на опавшие листья, лежавшие на мокром асфальте, и вместе с этим вспомнить всех, с кем у него были хоть какие-то приятные моменты в жизни.
Однако как только Гэлбрайт переступил порог своей квартиры, он вдруг почувствовал, что веселье, казалось, выветрилось у него из головы. Вместо того чтобы накрыть маленький столик у окна и сесть в кресло, инспектор снял лоферы, повесил куртку на всегда открытую кухонную дверь и, убрав копчёную свинину с бутылкой в холодильник, поставил на плиту сковородку. Открыв окно на кухне, он шумно втянул в лёгкие холодный воздух. Гэлбрайту стало немного лучше, и через несколько минут он, собираясь завтра снова идти на работу, начал готовить ужин.
В последнее время Гэлбрайт ленился готовить что-либо сложнее макарон, но в этот вечер он решил сделать небольшое исключение — сегодня он побалует себя омлетом с помидорами. С этой целью он достал из холодильника две штуки вышеупомянутого овоща, раскрошил их и бросил на горячую сковороду. Затем инспектор достал глубокую пластиковую тарелку и разбил в неё три яйца, после чего добавил туда немного молока, щепотку соли и тщательно взбил всё это вилкой — увы, дома у него не было ни миксера, ни венчика. Вылив молочно-яичную смесь на сковороду, Гэлбрайт накрыл её крышкой и, отрегулировав пламя конфорки, отправился к себе в спальню, где он сел на кровать и уставился в окно, за которым уже сгущались сумерки.
Прошло десять минут. Потягиваясь, он встал с кровати и пошёл на кухню, где его уже ждал ужин. Выложив омлет на тарелку, он придвинул стул поближе к столу и принялся за еду. Фрагменты из фильма, который он смотрел в нелегальном кинотеатре для немецких иммигрантов, всё еще всплывали в его памяти. Инспектор попытался вспомнить, в чем всё-таки заключалась суть этого произведения, но на ум ему лезли только кадры с обнаженной девушкой главного героя. Поняв, что ни к чему хорошему это не приведет, Гэлбрайт решил прокрутить в уме все те фразы, которые произносили другие зрители во время сеанса, но поскольку его знание немецкого языка не позволяло ему понимать подобные фразы на слух, то он быстро прекратил это бессмысленное занятие.
Покончив с ужином, он вымыл тарелку и вернулся в свою спальню. За окном уже опустилась ночь. Он лег на кровать и заснул. После пережитого сон инспектора был на удивление спокойным и ровным.
На следующее утро Гэлбрайта разбудил телефонный звонок. С некоторой неохотой он босиком направился прямо к телефону и снял трубку.
— Маэстро, скажите «você»! «Você» означает «вы»! — неизвестного абонента, казалось, распирало от веселья.
Гэлбрайту было трудно понять, какого пола был звонивший, настолько тот повысил свой голос. Инспектор слегка растерялся — видимо, абонент рассчитывал на то, что ему скажут в ответ «Алло»? или что-нибудь в этом роде. Однако Гэлбрайт только нахмурился и повесил трубку. Несмотря на шутливый — можно даже сказать, «истеричный» — тон незнакомца, Гэлбрайту пришла в голову мысль, что это на первый взгляд абсурдное послание несло в себе какой-то угрожающий смысл.
Инспектор сел на кровать и начал натягивать брюки. Пытаясь понять смысл только что услышанного урока португальскому языку, он почувствовал смутное беспокойство, связанное с этим звонком. Если этот человек действительно был ему совершенно незнаком — в чем Гэлбрайт действительно сомневался, поскольку маловероятно, что кто-то мог случайно набрать его домашний номер — то с какой целью он звонил ему? Может быть, его целью было проверить, дома ли хозяин?
Гэлбрайт уже начал жалеть о том, что поднял трубку. Он был уверен, что, кто бы там ему ни звонил, его самого ждут серьезные неприятности. Кое-как натянув брюки и застегнув рубашку, он поплёлся в ванную, где долго умывался и чистил зубы, чтобы окончательно стряхнуть с себя остатки сна. Умывшись и окончательно проснувшись, инспектор вышел из ванной и взглянул на часы, висевшие в коридоре — было уже без двадцати одиннадцать. «Я снова проспал», — подумал Гэлбрайт, «надо было завести будильник прошлой ночью… Впрочем, хуже не будет», — успокоил он себя, «тоже мне беда — проспать два часа!»
Он вдруг вспомнил о том, что не стирал свой промокший под дождём костюм аж с позавчерашнего дня. Бросившись обратно в ванную, Гэлбрайт начал перебирать уже слегка отсыревшую кучу мокрых тряпок, которую он бросил за ванну. Внезапно из кармана его пиджака высунулся белый краешек бумаги. Инспектор схватился за него и притянул к себе — в его руке оказалась та самая фотография, которую он по какому-то странному наитию взял с столика, стоявшего рядом с зеркалом в доме семьи Йонс. Глядя на пухленькое личико малышки, спящей на руках у миссис Йонс, Гэлбрайта поразила молния — о Боже, Делия!
С того момента, как он попрощался с девочкой после звонка господина главного инспектора Сеймура, Гэлбрайт не особенно думал о ней, но теперь, глядя на фотографию времён её младенчества, он понял, что медлить нельзя. Поэтому он решил наскоро позавтракать и по окончанию этих приготовлений тут же отправиться в полицейский участок. Положив фотографию счастливой семьи на тумбочку в прихожей, он быстро прошёл на кухню и сразу же открыл холодильник. Его взгляд тут же привлекла копчёная свинина и бутылка белого вина — единственные продукты в его доме, которые не требовали приготовления. Достав их из холодильника, Гэлбрайт начал нарезать копченое мясо толстыми ломтиками, думая о том, что, конечно, употребление алкоголя перед работой было не лучшей идеей, но ему просто не хотелось тратить драгоценное время на такие по сути бесполезные вещи, как приготовление кофе…
Когда от мяса на тарелке остались только крошки, он посмотрел на стеклянную зеленоватую бутылку. Да, он даже не заметил, как выпил всё вино до дна… Выбросив бутылку в мусорное ведро, стоявшее под раковиной, Гэлбрайт потянулся за чистым пиджаком, который накануне вечером он повесил прямо на кухонную дверь. Надев его, инспектор взял с прикроватного столика фотографию семьи Йонс и, сказав спящему ребенку «Извини, что я так поздно…», на ходу положил её в карман пиджака. Дальше был обычный маршрут — лестница, и затем вниз по ступенькам к выходу из дома…
Выйдя на улицу, инспектор обратил свой взор на сияющее в небе солнце и быстро направился к метро. Спустившись под землю, ему пришлось три минуты ждать своего поезда. Как только вагон наконец подъехал к станции, он нырнул в открывшиеся двери и, увидев, что все места были заняты, схватился за поручень… Сойдя на нужной станции, Гэлбрайт поднялся наверх вместе со всеми остальными людьми и чуть ли не бегом направился в свое полицейское управление. Когда он почти достиг своей цели, то вдруг увидел розовощекого врача, сидевшего на скамейке под столбом, на котором висел агитационный плакат «Magistratus oportet servire populo» (Полиция должна служить народу).
— Добрый день, Мэтт! — крикнул Гэлбрайт, приближаясь к доктору.
— Привет, — ответил тот бесцветным голосом.
Доктор, опершись обеими руками о скамейку, повернул голову к инспектору, который уже подошел к нему. По внешнему виду Мэтта было сразу было видно, что он был не в настроении, как будто его что-то беспокоило. Это не было хорошим знаком для Гэлбрайта.
— Ты случаем не знаешь, как поживает наша юная леди Йонс?
С этими словами инспектор, в жилах которого под воздействием выпитой бутылки вина, казалось, горел огонь, сел рядом с Мэттом.
— Именно в этом и заключается суть всех вещей, — мрачно сказал доктор, отрешённо глядя куда-то вперёд.
— Я извиняюсь… — Гэлбрайт, который уже начал что-то подозревать, придвинулся поближе к собеседнику.
— Сегодняшние новости на редкость отвратительны… — доктор повернулся к нему, — ты ведь не торопишься, дружище? — его глаза странно сверкнули.
— Нет… Но почему они отвратительны? — инспектор был слегка удивлен.
— Слушай. В общем, когда мы привели девочку сюда, — он кивнул в сторону здания полицейского управления, — она начала жаловаться, ну, как это обычно бывает у женщин… — Мэтт немного смутился.
— Ты хочешь сказать, что у Делии начались месячные? В десять лет? — лицо инспектора вытянулось.
— Да, это редкость, но всё-таки бывает, — поспешно сказал доктор, — но я не об этом собираюсь говорить. Короче говоря, врач Морис подошел к ней, и она начала описывать ему… Вкратце, девочка сказала, что у неё внутри паразит…
— Бредово звучит, — инспектор уронил голову на руки.
— Конечно, она совсем не так выразилась, — защищаясь, сказал Мэтт, — но в общем, Морис забеспокоился и велел отвезти девочку в детскую больницу Рэндалла и вызвался сам сопровождать её по пути.
При этих словах Мэтт перевел дыхание и поднес руку к вспотевшему лбу.
— Продолжай, — поторопил его Гэлбрайт
— Я могу вспомнить только то, что Морис сам мне рассказал, поскольку я сам не был очевидцем тех событий, — несколько беззаботно ответил его собеседник.
Мэтт, произнеся эти слова тоном комика, ожидающего аплодисментов по окончании своего выступления, высморкался прямо в руку и вытер её о скамейку, в результате чего его сосед невольно отодвинулся. Затем розовощекий доктор продолжил:
— В общем, Морис с Делией приехали в детскую больницу Рэндалла, и там они сразу же отправились на прием к гинекологу. Тот, осмотрев пациентку, сказал, что у неё действительно что-то было внутри…
— Эмм… — Гэлбрайт замер с открытым ртом.
— Нет, это была не то, о чём ты подумал, это было нечто совершенно другое, — уверенно сказал Мэтт.
